Тонкий лед (СИ). Страница 2
Нужно выяснить, что с настоятелем. Мейнард проскользнул в его покои черной тенью, почти не встретив врагов на пути. Тут, к сожалению, северяне уже побывали: все было разгромлено, лавки опрокинуты, кованые подсвечники исчезли — грабители не побрезговали даже ими. В кабинете настоятеля пол был усеян свитками, выброшенными из открывшего пасть сундука: явно искали ценности, а исписанную бумагу таковой не сочли. Дверь в спальню осталась распахнутой, и в открытые окна хорошо слышны были крики и звонкая северная речь.
Настоятель был ещё жив. Он сидел, привалившись спиной к кровати, избавленной теперь от единственной ценной вещи в этой келье — расшитого серебром покрывала. Настоятеля ударили в бок, и кровь текла по полу, заливаясь в щели между плитами. Мейнард положил меч и опустился на колени рядом с аббатом Ричардом. Тот приоткрыл глаза, почувствовав чужое присутствие, и улыбнулся своей обычной доброй улыбкой:
— Мей… нард…
— Святой отец… — Он не стал обещать, что поможет: помочь тут ничем нельзя, и обманывать настоятеля Мейнард не хотел. — Что мне сделать?
— Реликварий… — выдохнул аббат. — Они… надо вернуть…
— Я постараюсь.
— Иди… Бог с тобой… — Рука приподнялась в слабой попытке благословить и упала.
Медлить не следовало. Мейнард попрощался с настоятелем взглядом, зная, что они не увидятся более. Тоже — жаль. Мейнарду нравился этот человек с мягкой улыбкой, управлявший монастырем железной рукой. Он был добр с братьями и прихожанами и умел быть сильным там, где требовалась сила, а не смирение. Именно из-за аббата Ричарда Мейнард остался в этом монастыре несколько лет назад.
Он вышел из кельи, пройдя испачканными в крови сандалиями по рассыпавшимся письмам — истинная драгоценность, но северянам никогда не понять, как дорога бумага и то, что на ней выводит умелая рука, — и сразу же в коридоре нашел себе врага. Потом ещё одного. Потом еще. Затем их стало очень много, однако Мейнарда это не остановило. Его переполняла горечь и сожаление, и знакомое чувство, которое было с ним всегда, жило в нем, и которое он изгонял постами и молитвами несколько долгих лет. Это чувство даровало легкость в битве, уверенность в своих силах и способность защищать то, что тебе дорого. Северяне ничего о нем не знали. Но они бы и не успели узнать.
Он обнаружил себя стоящим на одном колене в молитвенном зале, где повсюду лежали тела. Тела монахов — этих убили пришедшие с севера, и тела северян — этих, кажется, убил он… кажется… Мейнард сглотнул, опустил взгляд и увидел свои руки. В свете оставшихся гореть факелов было видно, что кожа покрыта темно-красной маслянистой пленкой, свежей и сочной, как яблочная кожура. Может, там была и его кровь, кто знает. Ран на себе он не чувствовал.
Лучше бы Мейнард не смотрел по сторонам: посмотрев, он увидел его — юношу, даже ещё подростка, который лежал, судорожно вытянув правую руку, словно хотел дотянуться до жизни и чуть-чуть не доставал. Лицо было встревоженным и очень удивленным. Этот волчонок ещё не успел вкусить крови, он пришел со своими родичами с далеких берегов, чтобы только научиться погоне за добычей. И Мейнард его убил коротким ударом меча, даже не посмотрев в его сторону в огне битвы.
Перед глазами все поплыло, но Мейнард заставил себя подняться. Ему казалось, что снова звучит колокол; этого не могло быть, звонаря убили почти сразу, он помнил. А может, так отзывался во всем теле Божий гнев? Гнев Его, увидевшего такое непотребство в своей обители. И за это будет расплата.
Мейнард медленно побрел к распахнутым дверям молитвенного зала и вышел во двор, неся меч в опущенной руке. Во дворе было множество людей, как ему показалось, однако взгляд Мейнарда сразу остановился на высоком бородатом северянине в алом плаще. Он говорил что-то на своем наречии и махал рукой, и люди, кажется, подчинялись его приказам. Впрочем, неважно. Медленными и тяжелыми шагами Мейнард прошел по двору (никто его не тронул), остановился напротив бородатого и с силой воткнул меч в землю, отказываясь биться дальше. А затем Божий гнев заполнил все пространство вокруг, и Мейнард упал сначала на колени, затем на бок, и глаза его закрылись.
Бейнир Мохнатый задумчиво смотрел на лежавшего перед ним монаха.
— Вот правду говорят, что в монастырях множество блаженных, — проговорил вождь, ни к кому конкретно не обращаясь. — Зачем он пришел? Зачем принес меч?..
— Видать, его по голове огрели, — заметил Тинд, помощник Бейнира и его давний друг. Он хмурился, недовольный тем, что происходило. — Эти ягнята оказались вовсе не такими кроткими, как я думал.
— Добыча того стоит, — рассеянно ответил Бейнир, надеясь, что окажется прав. Золотой реликварий, главное достояние монастыря, был найден и уже отнесен на корабль. Однако занимало Бейнира сейчас вовсе не удачное нападение, а вопрос, насколько высокую цену ему пришлось заплатить. Впрочем, он не слишком беспокоился: его воины могли за себя постоять, куда монахам одолеть их!
Так вождь думал, пока один из его людей не подбежал к нему и не крикнул:
— Они все мертвы!
— Монахи? — уточнил Бейнир.
— Стейн, и Халли, и все, кто был с ними! — Лицо воина было искажено гневом. — Лежат вон там, — он махнул в сторону монастырских построек, — и в огороде, и дальше! Многие!
Бейнир коротко выругался и отправился смотреть. К сожалению, вестник оказался прав: монахи, по всей видимости, сопротивлялись отчаянно, отдавая свои жизни дорого. Они и полегли почти все (нескольких уцелевших, не оказавших сопротивления, воины Бейнира связали, оставив им на всякий случай жизнь — вдруг да прикопаны здесь ещё какие сокровища!), однако и погибших северян было множество. Бейнир считал, шевеля губами, он умел считать. Десять, пятнадцать… больше тридцати, из семидесяти пришедших с ним! Бейнир остановился, словно громом пораженный. Да, он знал на своей шкуре, что побед без потерь не бывает, но никак не рассчитывал потерять больше половины людей со своего корабля! Кто теперь сядет на весла?! «Морской конь» ходит на тридцати парах, это большой корабль, и понадобится больше времени, чтобы вернуться домой, и больше усилий, чтобы управлять мощным «драконом». А осенние шторма уже близко, и воды неспокойны. Смогут ли оставшиеся выгрести против волн Северного моря?..
Бейнир не умел долго предаваться тоске, это чувство ему было несвойственно. Он вернулся в монастырский двор, постоял немного, сосредоточенно думая, а затем отдал приказ:
— Всех, кто остался жив, заковать и на весла. Раненых берите тоже. Если им суждено выжить, тоже будут грести, если нет, море их примет.
— Может, нам следует наведаться в деревню?
— Я больше ни одной жизни не отдам! — прорычал Бейнир. — Коль у них монахи так дорого себя продают, может, и крестьяне непросты! Слыхал я, как не вернулся из похода старик Стюрмир. Эйрик из Кьётви-фьорда затем пошел по его следам, так ирландки в наших шлемах суп варили. Вдруг у них припрятан в селении сильный шаман? Хватит. Мы взяли богатую добычу, возьмем и рабов.
— Даже тех, кто еле дышит? — Тинд пнул лежащего монаха, который показался им безумцем; меч стоял рядом с ним в земле, словно христианский могильный крест. — Стоит ли тратить пресную воду на это блаженное дерьмо?
— И этих, — отрезал Бейнир. — Мне все равно, лишился ли кто из них разума или нет. Если сможет ворочать веслом, пусть говорит со своими богами сколько угодно. Мы должны отплыть с рассветом.
— Но мой вождь, — пробормотал изумленный Тинд, поняв, что Бейнир говорит всерьез, — это же оскорбление богам!
В самом деле, рабы-гребцы на «драконе»! Это не только опустит тень на воинов, это может разгневать море.
— Я знаю, — тяжело молвил Бейнир, — и буду просить богов, чтобы они простили нам этот поступок. Иди, Тинд. Нам нужно возвратиться домой.
ГЛАВА 2
Горы отражались в воде, и казалось, что это их продолжение — странное, повторяющее верх, уводящее в неведомый мир. Альвдис присела на камень, чтобы дать небольшой отдых усталым ногам, и посмотрела вниз, на расстилавшуюся перед ней долину. Сегодня не удалось забраться высоко: Далла не любит, когда Альвдис подолгу бродит по горам в одиночестве, и велела возвращаться поскорее, — однако девушка чувствовала себя здесь лучше, чем в привычной деревенской суете. К тому же, нельзя сказать, что она не занята делом. Собрать лечебные травы, благодаря которым можно пережить долгую зиму, — это важно. Альвдис хорошо разбиралась в растениях, и они любили ее, шли к ней в руки. Вот и сейчас ее корзинка уже полна. А ещё она нашла целую полянку поздней земляники и пожалела, что Тейта рядом нет. Брат обрадовался бы, такие земляничные находки — редкость в окрестностях деревни, где ребятишки давно выучили все заветные места. Чтобы порадовать Тейта, Альвдис собрала немного земляники и завернула в широкий лист. И, конечно, поела сама, аккуратно собирая с кустиков неожиданно крупные, напитанные солнцем ягоды. Губы ещё были сладкими от земляничного сока.